Вавилон - 17 [Вавилон - 17. Нова. Падение башен] - Сэмюэль Дилэни

— Bellissimo, Лео, bellissimo! [3]

— Ну… — Лео вдруг подумал, что в Мышонке больше страха, чем жадности, по крайней мере, того, что сам Лео понимал, как страх.

Мышонок глядит на украденную вещь с благоговением и ужасом.

— Ты можешь показать мне, как играть на нем?

Внезапно осмелев, он взял инструмент с колен Лео. А страх был чувством, которое сопровождало Мышонка всю его короткую, невеселую жизнь.

Там, где пыльная улица брала свое начало, извиваясь по холму позади железных ворот, Мышонок работал по ночам, разнося подносы с кофе и булочками в чайной среди множества мужчин, проходя туда и обратно сквозь узкие стеклянные двери, наклоняясь, чтобы рассмотреть женщин, входящих внутрь.

Теперь Мышонок приходил на работу все позднее и позднее. Он оставался у Лео, пока была возможность. Далекие огни мигали за доками, протянувшими на целую милю, и Азия мерцала сквозь туман, когда Лео показывал ему на сиринксе, как надо управлять запахом, цветом, формой, структурой и движением. Глаза Мышонка начали понемногу открываться.

Двумя годами позже, когда Лео объявил, что продал свою лодку и подумывает переселиться на другой конец созвездия Дракона, возможно, на Новый Марс, половить песчаных скатов, игра Мышонка уже превосходила ту безвкусицу, которую Лео показал ему в первый раз.

Месяц спустя Мышонок покинул Стамбул, просидел под сочащимися водой камнями Эдернакапи, пока ему не представилась возможность на грузовике добраться до пограничного города Ипсады. Он пересек границу с Грецией в красном вагоне, битком набитом цыганами, продолжая странствия, добрался до Румынии, страны, где он родился. Он прожил в Турции три года. Все, что он нажил за это время, не считая одежды на себе, — это толстое загадочное серебряное кольцо, слишком большое, слишком толстое, чтобы надевать его на палец, и сиринкс.

Два с половиной года спустя, когда он покинул Грецию, кольцо все еще было у него. Он отрастил на мизинце ноготь, как это делают ребята, работающие на грязных улицах позади магазинчика Монастераки, продавая ковры, медные безделушки и прочий ходкий среди туристов товар неподалеку от величественного купола «Афинского супермаркета», покрывающего квадратную милю. И сиринкс тоже все еще был у него.

Круизный теплоход, на который его взяли мыть палубу, вышел из Пирея в Порт-Саид, прошел через канал и направился в Мельбурн, порт приписки.

Когда теплоход лег на обратный курс, на этот раз в Бомбей, Мышонок был уже исполнителем в ночном клубе: Понтико Провечи, создавший известные произведения искусства, музыки, графики, выступает специально для вас. В Бомбее он сошел на берег, вдребезги напился (ему уже было шестнадцать лет) и брел по грязному пирсу, освещенному лишь полной дрожащей луной. Он клялся, что никогда больше не будет играть в полную силу за деньги. («Поди-ка, мальчик, сделай нам мозаику с потолка Собора Святой Софии, а потом — фриз Парфенона, да расшевели их малость!») Он вернулся в Австралию, опять драя палубу на теплоходе. Он сошел на берег со своим загадочным кольцом, длинным ногтем и золотой серьгой в левом ухе. Моряки, пересекавшие экватор в Индийском океане, говорили, что этой серьге полторы тысячи лет. Стюард проткнул мочку его уха с помощью иголки с ниткой и кусочка льда. И опять, с ним был сиринкс.

Вернувшись в Мельбурн, он стал играть на улицах. Он проводил много времени в кофейне, куда частенько заглядывали ребята из Королевской Астронавтической академии. Двадцатилетняя девушка, с которой он жил, была уверена, что ему тоже не мешало бы учиться.

— Иди вставь себе несколько контактов. Ты так или иначе когда-нибудь их вставишь, а тут ты получишь знания и умение применять их не для работы на заводе, а с большей пользой для себя. Ты любишь путешествовать. А после обучения ты сможешь летать к звездам или управлять строительными машинами.

Когда он окончательно порвал с девушкой и покинул Австралию, у него уже имелся аттестат киборга кораблей всех типов. Кроме аттестата, у него имелась золотая серьга, остриженный ноготь на мизинце и еще массивное кольцо — и сиринкс.

Даже имея аттестат, было очень трудно попасть на корабль, улетающий с Земли. Пару лет он работал на мелких коммерческих линиях, образующих треугольник: Земля — Марс, Марс — Ганимед, Ганимед — Земля. Но теперь его черные глаза были полны звездным светом. Несколько дней спустя, после того как он отметил свое восемнадцатилетие (это был день, который его тогдашняя подружка и он уговорились считать его днем рождения там, в Мельбурне), Мышонку удалось добраться до второй луны Нептуна, откуда начинались дальние коммерческие линии, ведущие к мирам созвездия Дракона, Федерации Плеяд и даже к Окраинным Колониям. Серебряное кольцо помогло ему.

(Созвездие Дракона. Тритон. Геенна-3. 3172 г.)

Мышонок миновал Геенну-3. Его сапог клацал, босая же нога ступала бесшумно (точно так же, только в другом городе и в другом мире, ходил Лео). Эта особенность появилась у него в результате межпланетных полетов. Те, кто долгое время работали на межпланетных кораблях в состоянии невесомости, развивали цепкость пальцев по крайней мере одной, а то и обеих ног так, что по сноровке они превосходили пальцы рук. Носить обувь на таких ногах не рекомендовалось. Коммерческие же звездолеты имели искусственную гравитацию, так что их экипажи не нуждались в такой тренировке.

Мышонок шагнул под трепещущую под теплым ветром крону большого платана и вдруг ударился обо что-то плечом. Его схватили, встряхнули и развернули.

— Ты, слепой щенок с крысиной мордой…

Кто-то крепко стиснул ему плечо. Мышонок поднял глаза на человека, который его держал.

Казалось, его лицо было разъёмным. Шрам шел от подбородка, сближал толстые губы, поднимался по щеке — желтые глаза глядели необыкновенно энергично — рассекал левую бровь и исчезал в рыжей, кудрявой, как у негра, шевелюре — в шелковистом ярко-желтом пламени. Шрам был цвета меди, а кровеносные сосуды — цвета бронзы.

— Ты где находишься парень? Как по-твоему?

— Простите…

Куртка распахнулась, показав золотой офицерский диск.

— Боюсь, я не видел…

Кожа на лбу задвигалась. На щеках проступили желваки. Из горла вырвался смех, громкий и презрительный.

Мышонок раздвинул губы в улыбке, пряча ненависть.

— Боюсь, я не видел, куда иду!

— Боюсь, что именно так, — рука дважды опустилась на его плечо. Капитан покачал головой и двинулся дальше.

Смущенный и встревоженный, Мышонок побрел в другую сторону.

Потом он вдруг остановился и огляделся. На золотом диске, прикрепленном к левому плечу капитана, значилось его имя: Лок фон Рей. Рука Мышонка потянулась к футляру на поясе.